26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС произошла одна из самых страшных аварий в истории атомной энергетики. Взорвался реактор четвертого энергоблока ЧАЭС. Опасные радиоактивные элементы с невероятной скоростью распространялись по Украине. Радиоактивное облако накрыло территорию Белоруссии, Польши, стран Прибалтики, Швеции, Финляндии и других стран.
Чернобыльская катастрофа привела к значительным человеческим жертвам. Тем не менее, масштабы аварии могли быть значительно больше, если бы не мужество и самопожертвование сотен тысяч ликвидаторов. Рискуя собственным здоровьем, а иногда и жизнью, они выполняли свой долг и защищали человечество от распространения радиации.
Среди ликвидаторов чернобыльской аварии был и житель г. Емва Владимир Макаров. Награжден орденом Мужества, двумя медалями.
Тогда, в апреле 1986-го, в страшную и таинственную зону под названием Чернобыль отправились многие тысячи людей. В стране шла тихая мобилизация. Военкоматы отправляли повестки запасникам второй категории. Забирали мужчин старше 35 лет, у которых было двое детей. На предприятиях шел свой призыв добровольцев. Никаких пышных проводов не устраивали. Казалось, обычная командировка. Надо так надо.
-Владимир Ильич, когда вам вручили повестку о призыве на службу, вы уже знали, куда вас посылают?
-Да, знали. В 1987 году нас отправили в Челябинскую область на двухнедельные курсы, обучили на дозиметриста. Самолетом прилетели в Белую церковь (Украина), а оттуда уже в зону отчуждения нас везли на автобусе.
Совсем неподготовленных пускать было нельзя. Нужны были люди, способные вести радиационную разведку, дозиметрический контроль, дезактивацию. Ведь когда произошел взрыв реактора, мы поначалу не знали, что делать: враг был невидим и неслышим.
Границу опасной и безопасной зон можно было нащупать только приборами. Эти границы, шаг за шагом, устанавливали мы, дозиметристы.
В 30-километровой зоне всюду стояли палатки. В них мы и жили. Нас хорошо кормили, привозили воду в бутылках. Под самой Чернобыльской станцией занимались дезактивацией. С труб убирали обшивку и вывозили на кладбище реактивных отходов. А дезактивацию проводили щавелевой кислотой.
Потом нас отправили в разведку. Мы через каждые два километра проверяли почву, деревья на радиацию. Данные записывали в журнал, потом сдавали своему командиру. Во вспомогательных помещениях станции долбили бетон и также увозили.
-Говорят, что даже деревья меняли окраску. А каково было ликвидаторам?
Радиация — это невидимый убийца. И это правда. Где прошла радиация, деревья стояли желтые. Мы постоянно ходили в масках. Перед тем, как выйти на задание и после него мы мылись под душем, переодевались в новую одежду, а старую грузили в машину и отправляли на кладбище реактивных отходов. Было угнетающее состояние. Дома целы, а людей нет. Вымерло все. Правда, совсем пожилые люди оставались жить на своей земле. Вряд ли кто из них долго прожил. Ведь земля, воздух и вода — все было зараженным.
Осложнялось все тем, что каждый из отобранных специалистов не мог работать на объекте долго. Считалось, что получив за время командировки 25 бэр (биологический эквивалент рентгена), человек должен эвакуироваться из опасной зоны. Мы все ходили с датчиками. Первоначально очень болела голова, потом привыкли. Записывали каждый день, кто и сколько получил радиацию. Лепестки-маски были йодом пропитаны. Запах йода до сих пор слышу.
Я получил 21 бэр. Лишь годы спустя мы узнали, что «норма» в 25 бэр — это предел допустимого облучения за год, а не за месяц, как внушали ликвидаторам.
Людмила Бабак.
Полностью статью читайте в газете «КВ» от 23 апреля 2019 года.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
